Теоретические аспекты анализа пространственно-временных (хронотопа) ориентаций художественной литературы


Гудкова Е. Ф., г. Иркутск, ГОУ ВПО "ИГПУ"

 

Одной из основных проблем, стоявших со времен древности перед человечеством, было понимание времени и окружающего мира – пространства.

«Время – одна из основных (наряду с пространством) форм существования мира, возникновения, становления, течения и разрушения всех явлений бытия. Категория В. cвязана с последовательной сменой этапов жизни природы, человеческой жизни и развития сознания; поэтому восприятие субъективной длительности В. сплетается с отношениями причин и следствий, прошлого, настоящего и будущего, а также с субъективным переживанием В. и его интерпретацией в различных типах сознания» [Худ.-пед. словарь, 2005, с. 81-82].

«Пространство - состояние или свойство всего, что простирается, распространяется, занимает место; самое место это, простор, даль, ширь и глубь, место, по трем измерениям своим» [Даль, 2000, с. 543].

На ранней стадии формирования человеческого общества пространство и время мифологизировались. Представление о времени в традиционных обществах связывалось с вращением, цикличностью, превращением. В аграрном обществе год означал смену сезонов. Время было антропоморфным, что отразилось в жертвоприношениях. Век носил моральный характер, отсюда предсказания о конце мира. Это обусловило структуру сознания древнего человека. «Нормой и даже доблестью было вести себя, как все, как поступали люди испокон веков... Повторение людьми поступков, восходящих к божественному прототипу, связывает их с божеством, придает реальность им и их поведению. Вся деятельность людей, производственная, общественная, семейная, интимная жизнь, получает смысл и санкцию постольку, поскольку участвует в сакральном, следует в "начале времен" установленному ритуалу» [Dejavu: энциклопедия культур]. Приобщение к культу предков, возможность магического воздействия на ход времени, где «настоящее включает в себя и прошедшее и будущее и не отделено от них сколько-нибудь резкой гранью», определило «пространственное» понимание времени. Восприятие времени как реальности и вещественной сущности, подверженной божественному влиянию – основа языческого мировосприятия.

В христианстве понятие времени становится линейным и необратимым. Оно включено в Вечность и поглощается Вечностью. «Историческое время приобретает определенную структуру, и количественно и качественно четко разделяется на две главные эпохи - до рождества Христова и после него…  История движется от акта божественного творения к Страшному суду… Понимание в христианстве земной истории как истории спасения придавало ей новое измерение. Жизнь человека развертывается сразу в двух временных планах - в плане эмпирических преходящих событий земного бытия и в плане осуществления божьего предначертания» [Там же].

К. Ясперс определяет такое время как «осевое», ссылаясь на Гегеля, который говорил, что «весь исторический процесс движется к Христу и идет от него. Явление Сына божьего есть ось мировой истории» [Ясперс, 1994, с. 32].

Постижение категорий пространства и времени со времен античности философами (Аристотелем, Платоном, Демокритом, Дж. Локком, И. Кантом, Гегелем, М. Хайдеггером и др.) перевело предмет дискуссий в сферу материального (объективного, реального) и идеального (ирреального, зависимого от сознания человека). П. А. Флоренский в работе «У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики)» констатировал: «По вопросу о пространстве мира должно сказать, что в самом понятии пространства различаются три, далеко не тождественные между собою, слоя. Это именно: пространство абстрактное или геометрическое, пространство физическое и пространство физиологическое, причем в этом последнем, своим чередом, различаются пространство зрительное, пространство осязательное, пространство слуховое, пространство обонятельное, пространство вкусовое, пространство общего органического чувства и т. д., с их дальнейшими более тонкими подразделениями. По каждому из намеченных делений пространства, крупных и дробных, можно, отвлеченно говоря, мыслить весьма различно» [Флоренский].

Крупнейший богослов и философ в статье «Время и пространство» писал:  «всякая действительность распростерта в направлении времени ничуть не менее, чем она распростерта по каждому из трех направлений пространства. Всякий образ действительности, раз он только действительно воспринимается или действительно принимается, имеет свою линию времени, и каждая точка его отвлеченно статистического разреза на самом деле есть точка-событие» [Почепцов, 1998].

Естественнонаучные открытия И. Ньютона и А. Эйнштейна позволили создать новую картину мира, где время является, наряду с пространством, одной из осей координат – четвертой. Понимание взаимосвязи «пространство-время», возникшее намного раньше теории относительности А. Эйнштейна (в «Опыте человеческого разума» Дж. Локка, 1690), получает свое развитие в работах Гегеля, в точных науках – в трудах Лагранжа, Фехнера, Г. Минковского, облекшего новое понятие в математическую формулу, в естествознании – в исследованиях И. М. Сеченова, В. И. Вернадского, А. А. Ухтомского.

Постепенно были сделаны шаги в освоении биологического, психологического и социального пространства-времени. Понимание неравномерности времени в разных системах, неоднородности пространства и времени в социальном континууме дали толчок новым открытиям. Одним из последних шагов в определении времени стало его концептуальное определение, которое включает такие модификации, как:

1)      «пульсирующее время»,

2)      «круговое» или «циклическое время»,

3)      «ньютоновское линейное время, символизируемое прямой линией без начала и конца»,

4)      «христианское линейное время, символизируемое прямой линией, имеющей начало и конец»,

5)      «линейное время, идущее в направлении улучшения и прогресса, символизируемое прямой линией, идущей вверх»,

6)      «линейное время, идущее в направлении регресса, символизируемое прямой линией, идущей вниз»,

7)      «время как последовательность точек»,

8)      «спиральное время»,

9)      «“летописное время”, или “время анналов”, или “время анналиста” (annalists time): описываемое событие подается как происшедшее в какой-то момент, или в “точке”, времени, вопрос о предшествующем и последующем не ставится»,

10)  «“время хроник”, или “время хрониста” (chroniclers time): описываемое событие подается как “эшелонированное в глубину” у него есть предыстория и ретроспектива, которая также описывается»,

11)  «собственно “историческое время”, или “время историка”: событие подается как имеющее предысторию и последующую историю - также известную пишущему, у события есть большая временная глубина - как прошлое, так и последующее» [Степанов, 2001, с. 264].

 

Исследователи определяют знаки времени: биографическое, семейное, календарное, природное, историческое, космическое и др., а также определяют оппозиции пространства: симметричное - асимметричное, внутреннее - внешнее, верх - низ, близкое - далекое, свое - чужое и т. п.

 

В филологической науке изучение пространственно-временных категорий занимало не менее значительное место еще со времен античности. Уже Анаксагор выдвинул идею использования прямой перспективы в сценографии, а затем вместе с Демокритом разработал детали техники написания декораций к трагедиям Эсхила с учетом  такой перспективы. Однако и в античности и в Средневековье отсутствовал термин для определения пространства, он заменялся определением «место». «Чем-то великим и трудноуловимым кажется топос – т. е. место-пространство», - рассуждал Аристотель. Представление о художественном пространстве формируется во время зарождения релятивистской концепции пространства. «К. Фидлер говорил об искусстве как процессе формотворчества, в котором достигается господство упорядоченности над хаосом, включая особую пространственную упорядоченность. А. Хильдебранд пытался развить эти идеи на материале скульптуры и ввел понятие “формы восприятия”. Г. Вёльфлин и его школа рассматривали плоскостность и глубинность – ключевые характеристики художественного пространства – как одну из оппозиций, определяющих художественную форму» [Никитина].

Впервые категория художественного пространства была детализирована О. Шпенглером в книге “Закат Европы” (1918), в которой философ определяет пространство («протяженность») как «прасимвол культуры», и связывает его со «смыслом жизни и смертью, а глубину пространства - со временем и судьбой» [Там же].

Проблемой эволюции художественного пространства в живописи занимался Х. Ортега-и-Гассет. В рамках феноменологической и экзистенциалистской традиции рассматривается проблема в работах М. Хайдеггера и М. Мерло-Понти. В своих работах «Искусство в пространстве» и «Бытие и время» Хайдеггер предлагал искать существо простора в местности как его основании, и от «пространственности внутримирно подручного” переходил к “пространственности бытия-в-мире». И. П. Никитина вычленяет целый ряд идей ученого, представляющих интерес для анализа художественного пространства: «Прежде всего, пространственность многообразна и художественное пространство - один из важных ее видов. Оно автономно и не сводимо к какому-то другому виду пространства как к чему-то более фундаментальному. Оно заведомо не сводимо к пространству науки и техники и связано в первую очередь с понятиями простирания, простора, места и области как совокупности вещей в их открытости и взаимопринадлежности. Художественное пространство представляет собою способ, каким художественное произведение пронизано пространством. Как эстетическое понятие художественное пространство не является покорением или преодолением какого-то иного пространства, а представляет собой самостоятельную сущность. Оно облекает что-то внутреннее, противопоставляя его внешнему, включенные в него объекты ищут мест и сами являются местами. Пустота как незаполненность художественного пространства сама подобна месту, и потому является не просто отсутствием, а чем-то произведенным с умыслом и создающим места. Как система мест и их взаимодействие художественное пространство придает единство художественному произведению, открывающему новые области обитания и самого человека, и составляющих его окружение вещей. В частности, пространство скульптуры – это три взаимодействующих пространства: пространство, внутри которого находится скульптурное тело как определенный наличный объект; пространство, замкнутое объемами фигуры; и пространство, остающееся как пустота между объемами. Скульптурный образ телесно воплощает место, пространство образа облекает что-то внутреннее, противопоставляя его внешнему. Пустота не есть нехватка, отсутствие заполненности полостей и промежуточных пространств. Пустота сродни собственному существу места и потому есть не простое отсутствие, а про-изведение» [Никитина, 2003].

Своеобразие подхода М. Мерло-Понти («Феноменология восприятия» (1945), «Око и дух» (1961)) заключалось в «установлении неразрывной связи восприятия пространства с видением и движением, то есть с человеческим телом», а также в анализе глубины пространства, рождающейся во взгляде человека. Мерло-Понти употребляет термин “пространство” в достаточно широком смысле и говорит об “антропологическом пространстве”, “пространстве сновидения”, “мифическом пространстве”, “шизофреническом пространстве” и т. п. Глубину художественного пространства он тесно связывает с временем.

Помимо широчайшего круга западных исследователей, внесших значительный вклад в разработку пространственно-временных категорий, в русском литературоведении проблема пространства и времени в искусстве нашла отклик среди ряда крупных специалистов – П. А. Флоренского, В. В. Виноградова, В. Я. Проппа, А. Цейтлина, В. Б. Шкловского и мн. др.

Д. С. Лихачев отмечал специфику взаимодействия литературы и реальности: «В любом литературном явлении, так или иначе многообр'азно и много'образно отражена и преображена реальность: от реальности быта до реальности исторического развития (прошлого и современности), от реальности жизни автора до реальности самой литературы в ее традициях и противопоставлениях. Сама литература – реальность в своих произведениях: она представляет собой не только развитие общих эстетических и идейных принципов, но движение конкретных тем, мотивов, образов, приемов.

Литературное произведение распространяется за пределы текста… Реальность – как бы комментарий к произведению, его объяснение…

Четкие границы отсутствуют, но зыбкая пограничная полоса реально существует, и в ней протекают процессы чрезвычайно важные для литературного развития» [Лихачев, 1981, с. 3].

Условность пространства искусства подчеркивалась Ю. М. Лотманом: «Искусство - наиболее  развитое пространство условной реальности» [Лотман, 1988].

Ю. М. Лотман выделяет в первую очередь «сюжетное пространство» - «структуру, которую можно себе представить как совокупность всех текстов данного жанра, всех черновых замыслов, реализованных и нереализованных, и, наконец, всех возможных в данном культурно-литературном континууме, но никому не пришедших в голову сюжетов» [Там же]. Ученый пишет о том, что «разные типы культуры характеризуются различными сюжетными пространствами (что не отменяет возможности выделить при генетическом и типологическом подходе сюжетные инварианты). Поэтому можно говорить об историко-эпохальном или национальном типах сюжетного пространства» [Там же].

Г. Г. Шпетом подчеркивалась нетождественность сценического действия реальности: "Сценическое действие должно вестись не так, как совершается действительное действие, а так, как если бы оно совершилось, ибо эстетическая действительность есть действительность отрешенная, а не "натуральная" и не “прагматическая". Соответственно, время и пространство театра являются фиктивными, воображаемыми. Роль условности при этом такова, что ложью бы было реальное изображение пространства на сцене - комнаты, площади…» [Почепцов, 1998].

В разработку художественных пространственно-временных категорий внесли свой вклад теоретики символизма. А. Белый  в труде «Символизм как миропонимание» выходит за рамки семиотической точки зрения «Слово - символ; оно есть понятное для меня соединение двух непонятных сущностей: доступного моему зрению пространства и глухозвучащего во мне внутреннего чувства, которое я называю условно (формально) временем. В слове создается одновременно две аналогии: время изображается внешним феноменом - звуком; пространство изображается тем же феноменом - звуком; но звук пространства есть уже внутреннее пересоздание его; звук соединяет пространство с временем, но так, что пространственные отношения он сводит к временным; это вновь созданное отношение в известном смысле освобождает меня от власти пространства; звук есть объективация времени и  пространства» [Там же].

П. А. Флоренский в своих трудах («Обратная перспектива» (1919) и «Анализ пространственности в художественно-изобразительных произведениях» (опубл. в 1982)) выстроил целую семиотическую науку об организации пространства. Художественное пространство, по П. А. Флоренскому, «не одно только равномерное, бесструктурное место, не простая графа, а само – своеобразная реальность, насквозь организованная, нигде не безразличная, имеющая внутреннюю упорядоченность и строение. Предметы как “сгустки бытия”, подлежащие своим законам и имеющие каждый свою форму, довлеют над пространством, в котором они размещены, и они не способны располагаться в ракурсах заранее определенной перспективы» [Никитина, 2003].

Он считал, что «приемы по организации пространства во многом однородны в разных искусствах. И единство этих приемов определяется тем, что путь художника един, это путь от случайного к устойчивому и неизменному. Поэтому  ритмика  вводит пространственность музыкального характера, симметрия - архитектурного, выпуклость объемов - пространственность скульптурную» [Почепцов, 1998]. И то или иное истолкование художественного пространства П. А. Флоренский видел в символизме всякого искусства.

Ведущая роль в разработке категорий художественного пространства и времени принадлежит М. М. Бахтину, предложившему «последовательно хронотопический подход» [Фаликова] в изучении художественного произведения. В 30-е годы XX века М. Бахтин в процессе изучения исторической поэтики литературных жанров, в частности, романа («Слово о романе», «Формы времени и хронотопа в романе», «Роман воспитания и его значение в истории реализма», «Из предыстории романного слова», «Эпос и роман»), сделал поистине революционное открытие. В статье «Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике» (1937-1938) ученым была разработана теория хронотопа, перевернувшая прежние представления о пространстве и времени в художественном произведении. Сам термин был взят ученым из математического естествознания - теории относительности Эйнштейна. Летом 1925 года М. М. Бахтин присутствовал на докладе А. А. Ухтомского о хронотопе в биологии, в котором были затронуты также вопросы эстетики.

М. М. Бахтин дал следующее определение разработанному понятию: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе — «времяпространство»)» [Бахтин, 1975].

Автор отметил, что в литературоведении употребляет термин «почти как метафору (почти, но не совсем)», для него «важно выражение в нем неразрывности пространства и времени (время как четвертое измерение пространства). Хронотоп мы понимаем как формально-содержательную категорию литературы» [Там же].

Таким образом, можно отметить, что ученый определил время и пространство в художественном мире как две стороны хронотопа, в котором происходит «слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем» [Там же].

 Хронотоп играет важную роль, так как «определяет художественное единство литературного произведения в его отношении к реальной действительности», а также имеет «существенное жанровое значение» в литературе: «Можно прямо сказать, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом» [Там же]. Так, зародившись в учении М. М. Бахтина, в исследованиях последних лет хронотоп определяется как структурный закон жанра.

Изучая жанровую типологию романных хронотопов, ведущее место, или «начало», ученый отдавал времени: для «авантюрного романа испытания» свойственно «авантюрное время», для «авантюрно-бытового романа» - «сочетание авантюрного времени с бытовым», для «биографического романа» - «тип биографического времени». В «рыцарском романе» основное «авантюрное время», хотя в некоторых наличествует «авантюрно-бытовое», своеобразным в нем становится хронотоп - «чудесный мир в авантюрном времени». Отдельно исследователем рассматриваются «раблезианский хронотоп» с «необычайными пространственно-временными просторами» и «идиллический» с различными типами и разновидностями, для которого свойственно особое отношение времени к пространству - «единство жизни поколений (вообще жизни людей) в идиллии в большинстве случаев существенно определяется единством места, вековой прикрепленностью жизни поколений к одному месту, от которого эта жизнь во всех ее событиях не отделена. Единство места жизни поколений ослабляет и смягчает все временные грани между индивидуальными жизнями и между различными фазами одной и той же жизни» [Там же].

Отталкиваясь от выдвинутых постулатов, М. М. Бахтин выделял «хронотопические ценности разных степеней и объемов», которыми пронизаны искусство и литература:

1) «Хронотоп встречи», с преобладающим временным оттенком и «высокой степенью эмоционально-ценностной интенсивности».

2) «Хронотоп дороги», связанный с «хронотопом встречи». Как отмечал исследователь, на дороге «своеобразно сочетаются пространственные и временные ряды человеческих судеб и жизней, осложняясь и конкретизуясь социальными дистанциями, которые здесь преодолеваются», «здесь время как бы вливается в пространство и течет по нему (образуя дороги), отсюда и такая богатая метафоризация пути-дороги: «жизненный путь», «вступить на новую дорогу», «исторический путь» и проч.; метафоризация дороги разнообразна и многопланова, но основной стержень — течение времени».

3) Реальный хронотоп — «площадь» («агора»). Именно «на площади впервые раскрылось и оформилось автобиографическое (и биографическое) самосознание человека и его жизни на античной классической почве».

4) «Замок». М. М. Бахтин отмечал, что «замок насыщен временем, притом историческим в узком смысле слова, то есть временем исторического прошлого. Замок — место жизни властелинов феодальной эпохи (следовательно, и исторических фигур прошлого), в нем отложились в зримой форме следы веков и поколений».

5) «Гостиная-салон». С позиции сюжета и композиции «здесь происходят встречи (уже не имеющие прежнего специфически случайного характера встречи на «дороге» или в «чужом мире»), создаются завязки интриг, совершаются часто и развязки, здесь, наконец, что особенно важно, происходят диалоги, приобретающие исключительное значение в романе, раскрываются характеры, «идеи» и «страсти» героев».

6) «Провинциальный городок». Это «место циклического бытового времени». «Здесь нет событий, а есть только повторяющиеся «бывания»... Приметы этого времени просты, грубо материальны, крепко срослись с бытовыми локальностями: с домиками и комнатками городка, сонными улицами, пылью и мухами, клубами, бильярдами и проч. и проч.»

7) «Порог». Данный хронотоп проникнут «высокой эмоционально-ценностной интенсивностью», «он может сочетаться и с мотивом встречи, но наиболее существенное его восполнение — это хронотоп кризиса и жизненного перелома» [Там же].

Автор ссылался на перечень только больших, объемлющих хронотопов, указывая на то, что  «каждый такой хронотоп может включать в себя неограниченное количество мелких хронотопов: ведь каждый мотив может иметь свой особый хронотоп» [Там же], то и становится предметом исследования ученых. Н. К. Гей («Время и пространство в структуре произведения») выделяет в произведении Фолкнера хронотопические образы: часов («говорят о временном бытии и неизменном движении времени»), реки («ток воды - это материальное олицетворение невещественного движения времени во всем и поверх всего. Вода подобна времени в своем стремлении из неизвестного в неизвестность») и тени («в этом неразлучном существовании человека и его тени запечатлена своеобразная симметрия человека настоящего и прошлого») [Гей, 1975, с. 224].

Ю. Карякин («Достоевский и канун XXI века») открывает «новый хронотоп» в сочинениях Достоевского - «это время-пространство последнего самоубийственного преступления или время-пространство спасительного подвига, это время-пространство решающей борьбы бытия с небытием»  [Карякин, 1989, с. 640].

Н. К. Шутая дополняет и подробно исследует хронотоп «присутственного места», синтезируя исследования М. М. Бахтина и Ю. М. Лотмана, указывает на то, что «целью анализа того или иного типа хронотопа должно быть выявление его возможностей в раскрытии характеров и психологической мотивации поступков героев литературного произведения» [Шутая, 2005, с. 65]. Для данного хронотопа свойственны, по Ю. М. Лотману, «факторы, вызывающие у человека состояние бездействия и скуки, способствующие задумчивости и развитию рефлексии». «Хронотопические характеристики присутственного места» (вынужденная длительная неподвижность в замкнутом пространстве, монотонность, рутинность и повторяемость производимых действий, канцелярский стиль документов) - способствуют развитию «автокоммуникации, т. е. обращения героя к самому себе, своим воспоминаниям, своей совести» [Там же, с. 73].

В статье В. Г. Щукина («О филологическом образе мира (философские заметки)») значительно расширяются границы хронотопов литературных произведений. Ученый отмечает неоднозначное отношение в мире филологии  к открытию хронотопа в литературоведении (в частности, взгляды Х. Маркевича), указывая на то, что для филолога, пытающегося по-своему описать мироздание, «хронотоп скорее всего может означать «конкретную бытийственную точку», момент акта речи» [Щукин, 2004, с. 59]. Среди хронотопов В. Г. Щукин определяет целый комплекс явлений действительности: «встреча, визит, спектакль, богослужение, праздник, путешествие, свидание, бракосочетание, интимное сближение, сон, отдых, болезнь, судебный процесс, тюремное заключение, охота, битва, катастрофа, рождение, жизнь, смерть (как законченный акт, а не бессрочное состояние после этого акта), похороны, крестины и многое другое. Город, дом, корабль и целый ряд многочисленных локусов тоже могут превратиться в хронотопы, но лишь в том случае, когда в их пространстве происходит длящийся во времени процесс или событие. Тогда эти хронотопы удобнее будет назвать по-другому: жизнедеятельность города, жизнь (функционирование) дома, плавание на корабле» [Там же, с. 60]. Ученый дает определение хронотопа как «присущая процессу, событию или состоянию субъекта пространственная и временная оформленность и жанровая завершенность» [Там же, с. 61]. Хронотоп не просто «время-пространство», а «время-место совершения». Соглашаясь с жанровой принадлежностью хронотопа и главенством в нем временной категории, ученый иллюстрирует данный постулат анализом локуса королевского (или царского) дворца. С ним связаны «приписанные» к поведенческим жанрам хронотопы - «аудиенция, совещание, торжественный прием»; временные отрезки, «соотнесенные с определенною порою дня, недели или месяца»; для реализации дворцовых жанров - «заговор, интрига». Автор статьи делает существенное заключение «жанр стремится к своему завершению в определенном хронотопе - времени-месте свершения» [Там же, с. 62].

На основе анализа пространственно-временных связей в романе П. Х. Тороп выделяет «три сосуществующих уровня (хронотопа): топографический хронотоп, психологический хронотоп и метафизический хронотоп». «Топографический хронотоп связан с элементами авторской тенденциозности в романе, с узнаваемостью в романе конкретного исторического времени и места, а также событий… является хронотопом сюжета… Этот узнаваемый мир денотатов описан "невидимым, но всемогущим существом", который имеет свои цели и может быть весьма субъективным... С топографическим хронотопом тесно взаимосвязан психологический хронотоп - хронотоп персонажей. ... Сюжетный ход, подчеркнутый на первом уровне перемещением в пространстве и времени, совпадает на втором с переходом из одного душевного состояния в другое. Топографический хронотоп генерирован сюжетом, психологический хронотоп - самосознанием персонажей. Вместо невидимого описывающего на этом уровне перед нами мир автономных голосов, вместо гомофонии – полифония» [Тороп]. Также П. Х. Тороп выделяет «метафизический хронотоп» - уровень описания и создания метаязыка – «слово, связывающее уровни сюжета и самосознания, приобретает в целом произведении метаязыковое значение, так как связано с идейным осмыслением всего текста, в том числе пространства и времени». Ученый предлагает хронотопические соответствия  «уровень топографического хронотопа является наблюдаемым миром, уровень психологического хронотопа - миром наблюдателей, и метафизический хронотоп - миром устанавливающего язык описания» [Там же]. Действие у Торопа осмысливается  в соответствии с выделенными уровнями – «этим уровням соответствуют типы поведения (действие как таковое), порядок поведения (создание личностью текста своего поведения) и топос поведения (место действия среди других действий, рассматриваемых как обуславливающие его или обуславливаемые им)» [Там же].

В концептосфере Ю. С. Степанов вычленяет ментальные миры (обозначим их как ментальные хронотопы), которые формируются при освоении мира человеком по линии «референции» «от “себя”, от ближнего пространства, - к пространству “вне себя”, более дальнему. Но результатом освоения оказывается уже создание не “мира чувств”, а подлинно ментального, логического мира» [Степанов, 2001, с. 221]. Культуролог отмечает частоту представлений о некотором месте, которое мыслится как «пустое пространство»: «Первичный концепт «Мир как то место, где живем мы, “свои”» и концепт “Мир-Вселенная, Универсум” связаны в самом прямом смысле слова отношениями расширения в пространстве: осваивается все более обширное пространство, черты первоначального “своего” мира распространяются на все более далекие пространства, а затем, когда физическое освоение за дальностью пространства становится невозможным, освоение, продолжается мысленно, путем переноса, экстраполяции уже известных параметров на все более отдаленные расстояния» [Там же, с. 223-224].

Все вышеперечисленные хронотопы имеют непосредственную связь с образом человека в литературе. М. М. Бахтин определяет данное свойство образа человека как «сплошная овнешненность».

Развивая мысли М. Бахтина, И. П. Никитина предполагает, что сам хронотоп не обладает универсальностью, в основном это свойство художественного пространства: «Есть основания полагать, что понятие художественного пространства универсально. …Все искусства делятся в зависимости от их отношения ко времени и пространству на временные (музыка), пространственные (живопись, скульптура) и пространственно-временные (литература, театр), изображающие пространственно-чувственные явления в их становлении и развитии. В случае временных и пространственных искусств понятие хронотопа, связывающее воедино время и пространство, если и применимо, то в весьма ограниченной мере… Понятие хронотопа представляет собой попытку описать художественное пространство именно произведения художественной литературы» [Никитина, 2003].

И. Б. Роднянская, обобщая опыт исследований, прослеживает эволюцию художественного времени и пространства в литературе от архаических моделей мира до XX века.

 

М. М. Бахтин определил основные значения выделенных хронотопов:

а) «сюжетообразующее» значение («они являются организационными центрами основных сюжетных событий романа»),

б) «изобразительное» значение («хронотоп как преимущественная материализация времени в пространстве является центром изобразительной конкретизации, воплощения для всего романа»).

М. М. Бахтин, исходя из полученных результатов исследования романной природы произведения, делает заключение о том, что  «хронотопичен всякий художественно-литературный образ. Существенно хронотопичен язык как сокровищница образов. Хронотопична внутренняя форма слова, то есть тот опосредствующий признак, с помощью которого первоначальные пространственные значения переносятся на временные отношения (в самом широком смысле)» [Бахтин, 1975].

 

На данном этапе в литературоведении проблема художественного пространства и времени остается актуальной при обращении к анализу произведений, что обусловливает неизменный интерес к данным категориям в выходящих в свет публикациях (В. Н. Топоров (открытие «минус-пространства»  в прозе Кржижановского), В. Е. Хализев, А. Б. Есин, Н. А. Николина и др.).

Таким образом, нами были определены основные параметры хронотопа как теоретического предмета исследования. За основу взяты разработанные М. М. Бахтиным теоретические положения «времени-пространства», дополненные научными идеями ряда ученых.

 

Литература

 

[Ментальные миры : (Воображаемый мир, Возможный мир, а так же Вселенная-Универсум) // Степанов Ю. С. Константы : словарь русской культуры. - 2-е изд., испр. и доп. - М. : Акад. Проект, 2001. - С. 216-229.

Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет / М. М. Бахтин. – М. : Худож. лит., 1975. – С. 447-483.

Бахтин, М. М. Собрание сочинений : науч. издание / М. М. Бахтин. - М. : Русские словари, 1996 - Т. 6 : Проблемы поэтики Достоевского. Работы 1960-х - 1970-х гг. : науч. изд.. - 2002. - 800 с.

Бахтин, М. М.Формы времени и хронотопа в романе : очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М. : Худож. лит., 1975. — С. 234-407. – Режим доступа : http://philologos.narod.ru/bakhtin/ hronotop/hronmain.html. – Загл. с экрана.

Борев, Ю. Б. Хронотоп // Борев Ю. Б. Эстетика. Теория литературы : энциклопед. словарь терминов. – М. : Астрель, АСТ, 2003. – С. 507.

Борев, Ю. Б. Художественная реальность // Борев Ю. Б. Эстетика. Теория литературы : энциклопед. словарь терминов. – М. : Астрель, АСТ, 2003. – С. 507-508.

Борев, Ю. Б. Художественная реальность и художественная концепция // Борев Ю. Б. Эстетика. Теория литературы : энциклопед. словарь терминов. – М. : Астрель, АСТ, 2003. – С. 508-509.

Васильева, С. П. Образ пространства по данным топонимии / С. П. Васильева. – Режим доступа : http://sib-subethnos.narod.ru/p04/wasileva.htm. – Загл. с экрана.

Воронин, В. Т. Тема вторая. Время – пространство для процессов / В. Т. Воронин // Ресурсы и время (социально-философский контекст) : учебно-методическое пособие. - Новосибирск, 2000. – Режим доступа : http://www.sati.archaeology.nsc.ru/sibirica/ pub/Data/?html=Topic2.htm&id=776. – Загл. с экрана.

Время // Степанов Ю. С. Константы : словарь русской культуры. - 2-е изд., испр. и доп. - М. : Акад. Проект, 2001. - С. 248-268.

Время // Художественно-педагогический словарь / сост. Н. К. Шабанов [и др.]. – М. : Академический Проект : Трикста, 2005. – С. 81-82.

Время // Dejavu: энциклопедия культур. – Режим доступа :  http://ec-dejavu.ru/t/Time.html. – Загл. с экрана.

Гей, Н. К. Время и пространство в структуре произведения / Н. К. Гей // Контекст-74 : литерат.-теоретические исследования. – М. : наука, 1975. – С. 213-228.

Грюнбаум, А. Философские проблемы пространства и времени / А. Грюнбаум. – Режим доступа : http://humanities.edu.ru/db/msg/26448. – Загл. с экрана.

Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры : средневековый «хронотоп» / А. Я. Гуревич. – Режим доступа : http://justlife.narod.ru/gurevich/gurevich03.htm. – Загл. с экрана.

Демьянков, В. З. Новая книга по семиологии языка / В. З. Демьянкова // НТИ. Серия. 2. - М., 1986. № 7. С.31-32. - Рец. на кн. : Степанов Ю. С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. – М.: Наука, 1985. – 335 с. – Библиограф.: с.315-323. – Режим доступа :  http://infolex.ru/P038.html. – Загл. с экрана.

Единство места времени и действий : сб. статей. – Режим доступа :  http://www.superlib.org.ru/psychology/time_and_ place.phtml. – Загл. с экрана.

Есин, А. Б. Время и пространство / А. Б. Есин // Есин А. Б. Литературоведение. Культурология : избранные труды. – М. : Флинта, Наука, 2002. – С. 82-97.

Ирза, Н. Д. Хронотоп / Н. Д. Ирза // Культурология. XX век : энциклопедия в двух томах / гл. ред. и сост. С. Я. Левит. - СПб.: Университетская книга, 1998. – Режим доступа : http://psylib.org.ua/ books/levit01/txt123.htm#88. –  Загл. с экрана.

Калмыков, А. Введение в экологическую психологию : курс лекций / А. Калмыков. – Режим доступа : http://21next.capital.ru/PHP/2000-03/03-25_Psichology_of_Ecology/ecoPSY.zif/AK733000.htm. – Загл. с экрана.

Карякин, Ю. Новый хронотоп / Ю. Карякин // Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. – М. Сов. писатель, 1989. - С. 639-641.

Касаткина, Т. А. Время, пространство, образ, имя, символика цвета, символическая деталь в «Преступлении и наказании» : комментарий / Т. А. Касаткина // Достоевский: дополнения к комментариям / под ред. Т. А. Касаткиной ; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - М. : Наука, 2005. - С. 236-269.

Катто, Ж. Пространство и время в романах Достоевского / Ж. Катто // Достоевский : материалы и исследования (3). - Л. : Наука, Ленинградское отд., 1978. - С. 41-53.

Ключарев, Г. А. Пространство и время в жизни человека / Г. А. Ключарев // Философия и жизнь. О человеке. -  Москва :  Знание, 1991. – Режим доступа : http://odinvopros.ru/lib/ klucharev_01.php?mode=1&id=0#0. – Загл. с экрана.

Кривцун, О. А.  Человек в его историческом бытии: опыт психологических и художественных измерений / О. А. Кривцун. – Режим доступа : http://www.humanities.edu.ru/db/msg/46707. – Загл. с экрана.

Лихачев, Д. С. Литература – Реальность – Литература / Д. С. Лихачев. – Л. : Сов. писатель, 1981. – 214 [2] с.

Лотман, Ю. М. Декабрист в повседневной жизни : (бытовое поведение как историко-психологическая категория) / Ю. М. Лотман // Литературное наследие декабристов : сб. / под ред. В. Г. Базанова, В. Э. Вацуро. - Л. : Наука, 1975. - С. 25-74. – Режим доступа : http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/LOTMAN/DECLOT.HTM. – Загл. с экрана.

Лотман, Ю. М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. - М. : Просвещение, 1988. –  С. 325-348. – Режим доступа : http://philologos.narod.ru/lotman/ russpace.htm. – Загл. с экрана.

Никитина, И. П. Тема художественного пространства в современной философии искусства / И. П. Никитина. – Режим доступа : http://humanities.edu.ru/db/msg/46567. – Загл. с экрана.

Никитина, И. П. Художественное пространство как предмет философско-эстетического анализа : автореф. дисс. … док-ра философ. наук / И. П. Никитина. – М., 2003. – Режим доступа : http://www.humanities.edu.ru/db/msg/47726. – Загл. с экрана.

Николина, Н. А. Поэтика русской автобиографической прозы : учеб. пособие / Н. А. Николина. - М. : Флинта : Наука, 2002. - С. 272-292

Почепцов, Г.  Г.  История русской семиотики до и после 1917 года :  учеб.-справочное издание / Г. Г. Почепцов. – М. : Лабиринт, 1998. -  336 с. – Режим доступа :  http://lib.ru/CULTURE/SEMIOTIKA/semiotika.txt. – Загл. с экрана.

Пространный // Даль В. И. Толковый словарь русского языка : современная версия. - М. : ЭКСМО-Пресс, 2000. - С. 543.

Пространство // Руднев В. Словарь культуры ХХ в. – Режим доступа : http://www.philosophy.ru/edu/ref/rudnev/b241.htm. – Загл. с экрана.

Психологизм видения реальности // Черникова И. В. Философия и история науки : учеб. пособие. – Режим доступа : http://ou.tsu.ru/hischool/4ernikova/r1gl23.htm. – Загл. с экрана.

Роднянская, И. Б. Художественное время и пространство / И. Б. Роднянская // Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина ; ИНИОН РАН. - М. : Интелвак, 2001. - Стб. 1174-1177.

Рыжухина, Г. В. Время в литературе / Г. В. Рыжухина. – Режим доступа : http://www.chronos.msu.ru/TERMS/ryzhukhina_vremya.htm. – Загл. с экрана.

Сапогова, Е. Е. Жизнь и судьба: построение индивидуальной мифологии, самопроектирование и субкультура личности / Е. Е.  Сапогова // Известия ТулГУ. Серия Психология. Вып. 3. – Тула : ТулГУ, 2003. - С. 195-214. – Режим доступа : http://esapogova.narod.ru/texts/sudba.htm. – Загл. с экрана.

Структура психологического пространства // Калмыков, А.  Введение в экологическую психологию : курс лекций. – Режим доступа : http://21next.capital.ru/PHP/2000-03/03-25_Psichology_of_Ecology/ecoPSY.zif/AK733000.htm. – Загл. с экрана.

Сулименко, Н. Е. Этическое пространство текстового слова / Н. Е. Сулименко // Критика и семиотика. Вып. 7 / Санкт-Петербургский государственный университет. – СПб., 2004. - С. 124-132. – Режим доступа : http://www.nsu.ru/education/virtual/ cs7sulimenko.htm. – Загл. с экрана.

Тамарченко, Н. Д. Хронотоп / Н. Д. Тамарченко // Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина ; ИНИОН РАН. - М. : Интелвак, 2001. - Стб. 1173.

Топоров, В. Н.  Пространство и текст / В. Н. Топоров // Текст: семантика и структура. - М., 1983. - С. 227-284. – Режим доступа :  http://philologos.narod.ru/ling/topor_spacetext.htm. – Загл. с экрана.

Тороп, П. Х. Хронотоп / П. Х. Тороп // Словарь терминологии тартуско-московской семиотической школы / сост. Я. Левченко ; под рук. И. А.Чернова. – Режим доступа : http://diction.chat.ru/xronotop.html. - Загл. с экрана.

Фаликова, Н. Э. Хронотоп как категория исторической поэтики / Н. Э. Фаликова. – Режим доступа : http://www.philolog.ru/filolog/compos.htm. – Загл. с экрана.

Флоренский, П. А. У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики) / П. А. Флоренский. - III. Обратная перспектива. – Режим доступа : http://www.magister.msk.ru/ library/philos/florensk/floren07.htm. – Загл. с экрана.

Хайдеггер, М. Искусство и пространство / М. Хайдеггер ; пер. В. В. Бибихина // Хайдеггер М. Бытие и время. -  М. : Республика, 1993. – Режим доступа : http://orel.rsl.ru/nettext/foreign/ haidegger/heideg/artspace.html. – Загл. с экрана.

Чернейко, В. Способы представления пространства и времени в художественном тексте / В. Чернейко // Филосфские науки. – 1994. - № 2. – С. 58-70.

Черникова, И. В. Философия и история науки : учеб. пособие для студентов и аспирантов высших учебных заведений по специальности "Философия" / И. В. Черникова. – Режим доступа : http://ou.tsu.ru/hischool/4ernikova/. – Загл. с экрана.

Чеснокова, О. И. Модели телесности по А. Ф. Лосеву: пять планов бытия науки : доклад. – Режим доступа :  http://humanities.edu.ru/db/msg/45480. –  Загл. с экрана.

Шкловский, В. Проблема времени в искусстве // Шкловский В. О теории прозы. – М. : Сов. писатель, 1983. – С. 242-249.

Шутая, Н. К. Сюжетные возможности хронотопа «присутственное место» и их использование в произведениях русских классиков XIX в. (на примере прозаических произведений А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и Л. Н. Толстого) / Н. К. Шутая // Вестник моск. ун-та. Сер. 9, Филология. – 2005. - № 5. – С. 64-75.

Щукин, В. Г. О филологическом образе мира (философские заметки) / В. Г. Щукин // Вопросы философии. – 2004. - № 10. –  С. 47- 64.

Элькин, Д. Г. Восприятие времени / Д. Г. Элькин. – М. : Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1962. – 310 [2] с.

Эпштейн, М. Хронос / М. Эпштейн. – Режим доступа : http://www.chronos.msu.ru/RREPORTS/epshtein_ khronos.htm. – Загл. с экрана.

Ясперс, К. Смысл и предназначение истории / К. Ясперс ; пер. с нем. – 2 изд. – М. : Республика, 1994. – С. 32-37, 76-84.

 

05.09.2007

 

Сайт управляется системой uCoz

На главную
Сайт управляется системой uCoz