Гудкова Е. Ф., г. Иркутск, ГОУ ВПО "ИГПУ"
Одной из основных проблем, стоявших со времен древности
перед человечеством, было понимание времени и окружающего мира – пространства.
«Время – одна из основных (наряду с пространством) форм
существования мира, возникновения, становления, течения и разрушения всех
явлений бытия. Категория В. cвязана с последовательной сменой этапов жизни природы,
человеческой жизни и развития сознания; поэтому восприятие субъективной
длительности В. сплетается с отношениями причин и следствий, прошлого,
настоящего и будущего, а также с субъективным переживанием В. и его
интерпретацией в различных типах сознания» [Худ.-пед.
словарь, 2005, с. 81-82].
«Пространство - состояние или свойство
всего, что простирается, распространяется, занимает место; самое место это,
простор, даль, ширь и глубь, место, по трем измерениям своим» [Даль, 2000, с.
543].
На ранней стадии формирования человеческого общества
пространство и время мифологизировались. Представление о времени в традиционных
обществах связывалось с вращением, цикличностью, превращением. В аграрном
обществе год означал смену сезонов. Время было антропоморфным, что отразилось в
жертвоприношениях. Век носил моральный характер, отсюда предсказания о конце
мира. Это обусловило структуру сознания древнего человека. «Нормой и даже
доблестью было вести себя, как все, как поступали люди испокон веков...
Повторение людьми поступков, восходящих к божественному прототипу, связывает их
с божеством, придает реальность им и их поведению. Вся
деятельность людей, производственная, общественная, семейная, интимная жизнь,
получает смысл и санкцию постольку, поскольку участвует в сакральном, следует в
"начале времен" установленному ритуалу» [Dejavu:
энциклопедия культур]. Приобщение к культу предков, возможность
магического воздействия на ход времени, где «настоящее включает в себя и
прошедшее и будущее и не отделено от них сколько-нибудь резкой гранью»,
определило «пространственное» понимание времени. Восприятие времени как
реальности и вещественной сущности, подверженной божественному влиянию – основа
языческого мировосприятия.
В христианстве понятие времени становится линейным и
необратимым. Оно включено в Вечность и поглощается Вечностью. «Историческое
время приобретает определенную структуру, и количественно и качественно четко
разделяется на две главные эпохи - до рождества Христова и после него… История движется от акта
божественного творения к Страшному суду… Понимание в христианстве земной
истории как истории спасения придавало ей новое измерение. Жизнь
человека развертывается сразу в двух временных планах - в плане эмпирических
преходящих событий земного бытия и в плане осуществления божьего
предначертания» [Там же].
К. Ясперс определяет такое время как «осевое», ссылаясь
на Гегеля, который говорил, что «весь исторический процесс движется к Христу и
идет от него. Явление Сына божьего есть ось мировой истории» [Ясперс, 1994, с. 32].
Постижение категорий пространства и
времени со времен античности философами (Аристотелем, Платоном, Демокритом, Дж. Локком, И. Кантом, Гегелем, М. Хайдеггером и др.) перевело предмет
дискуссий в сферу материального (объективного, реального) и идеального
(ирреального, зависимого от сознания человека). П. А. Флоренский в
работе «У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики)» констатировал: «По
вопросу о пространстве мира должно сказать, что в самом понятии пространства
различаются три, далеко не тождественные между собою, слоя. Это именно: пространство
абстрактное или геометрическое, пространство физическое и пространство
физиологическое, причем в этом последнем, своим чередом, различаются
пространство зрительное, пространство осязательное, пространство слуховое,
пространство обонятельное, пространство вкусовое, пространство общего
органического чувства и т. д., с их дальнейшими более тонкими подразделениями.
По каждому из намеченных делений пространства, крупных и дробных, можно,
отвлеченно говоря, мыслить весьма различно» [Флоренский].
Крупнейший богослов и философ в статье «Время и
пространство» писал: «всякая
действительность распростерта в направлении времени ничуть не менее, чем она распростерта по каждому из трех направлений
пространства. Всякий образ действительности, раз он только действительно
воспринимается или действительно принимается, имеет свою линию времени, и
каждая точка его отвлеченно статистического разреза на самом деле есть
точка-событие» [Почепцов, 1998].
Естественнонаучные открытия И. Ньютона и А. Эйнштейна
позволили создать новую картину мира, где время является, наряду с
пространством, одной из осей координат – четвертой. Понимание
взаимосвязи «пространство-время», возникшее намного раньше теории
относительности А. Эйнштейна (в «Опыте человеческого разума» Дж. Локка, 1690), получает свое развитие в работах Гегеля, в точных
науках – в трудах Лагранжа, Фехнера, Г. Минковского, облекшего новое понятие в математическую
формулу, в естествознании – в исследованиях И. М. Сеченова, В. И. Вернадского,
А. А. Ухтомского.
Постепенно были сделаны шаги в освоении биологического,
психологического и социального пространства-времени. Понимание неравномерности
времени в разных системах, неоднородности пространства и времени в социальном
континууме дали толчок новым открытиям. Одним из последних шагов в определении
времени стало его концептуальное определение, которое включает такие
модификации, как:
1)
«пульсирующее
время»,
2)
«круговое» или
«циклическое время»,
3)
«ньютоновское
линейное время, символизируемое прямой линией без начала и конца»,
4)
«христианское
линейное время, символизируемое прямой линией, имеющей начало и конец»,
5)
«линейное время,
идущее в направлении улучшения и прогресса, символизируемое прямой линией,
идущей вверх»,
6)
«линейное время,
идущее в направлении регресса, символизируемое прямой линией, идущей вниз»,
7)
«время как
последовательность точек»,
8)
«спиральное время»,
9)
«“летописное время”,
или “время анналов”, или “время анналиста” (annalist’s time): описываемое событие подается как происшедшее в
какой-то момент, или в “точке”, времени, вопрос о предшествующем и последующем
не ставится»,
10)
«“время хроник”, или
“время хрониста” (chronicler’s time): описываемое событие подается
как “эшелонированное в глубину” у него есть предыстория и ретроспектива,
которая также описывается»,
11)
«собственно “историческое
время”, или “время историка”: событие подается как имеющее предысторию и
последующую историю - также известную пишущему, у
события есть большая временная глубина - как прошлое, так и последующее» [Степанов,
2001, с. 264].
Исследователи определяют
знаки времени: биографическое, семейное, календарное, природное, историческое,
космическое и др., а также определяют оппозиции пространства: симметричное -
асимметричное, внутреннее - внешнее, верх - низ, близкое - далекое, свое -
чужое и т. п.
В филологической науке изучение пространственно-временных
категорий занимало не менее значительное место еще со времен античности. Уже
Анаксагор выдвинул идею использования прямой перспективы в сценографии, а затем
вместе с Демокритом разработал детали техники написания
декораций к трагедиям Эсхила с учетом такой перспективы. Однако и в
античности и в Средневековье отсутствовал термин для определения пространства,
он заменялся определением «место». «Чем-то великим и трудноуловимым кажется топос – т. е. место-пространство», - рассуждал Аристотель.
Представление о художественном пространстве формируется во время зарождения
релятивистской концепции пространства. «К. Фидлер
говорил об искусстве как процессе формотворчества, в котором достигается
господство упорядоченности над хаосом, включая особую пространственную
упорядоченность. А. Хильдебранд пытался развить эти
идеи на материале скульптуры и ввел понятие “формы восприятия”. Г. Вёльфлин и его школа рассматривали плоскостность и глубинность – ключевые характеристики художественного
пространства – как одну из оппозиций, определяющих художественную форму» [Никитина].
Впервые категория художественного пространства была
детализирована О. Шпенглером в книге “Закат Европы” (1918), в которой философ
определяет пространство («протяженность») как «прасимвол
культуры», и связывает его со «смыслом жизни и смертью, а глубину пространства
- со временем и судьбой» [Там же].
Проблемой эволюции художественного пространства в
живописи занимался Х. Ортега-и-Гассет. В рамках
феноменологической и экзистенциалистской традиции рассматривается проблема в
работах М. Хайдеггера и М. Мерло-Понти. В своих
работах «Искусство в пространстве» и «Бытие и время» Хайдеггер предлагал искать
существо простора в местности как его основании, и от «пространственности
внутримирно подручного” переходил к “пространственности бытия-в-мире».
И. П. Никитина вычленяет целый ряд идей ученого, представляющих интерес для
анализа художественного пространства: «Прежде всего, пространственность
многообразна и художественное пространство - один из
важных ее видов. Оно автономно и не сводимо к какому-то другому виду
пространства как к чему-то более фундаментальному. Оно заведомо не сводимо к
пространству науки и техники и связано в первую очередь с понятиями
простирания, простора, места и области как совокупности вещей в их открытости и
взаимопринадлежности. Художественное пространство
представляет собою способ, каким художественное произведение пронизано
пространством. Как эстетическое понятие художественное пространство не является
покорением или преодолением какого-то иного пространства, а представляет собой
самостоятельную сущность. Оно облекает что-то внутреннее, противопоставляя его внешнему, включенные в него объекты ищут мест и сами
являются местами. Пустота как незаполненность
художественного пространства сама подобна месту, и потому является не просто
отсутствием, а чем-то произведенным с умыслом и создающим места. Как система
мест и их взаимодействие художественное пространство придает единство
художественному произведению, открывающему новые области обитания и самого
человека, и составляющих его окружение вещей. В частности, пространство
скульптуры – это три взаимодействующих пространства: пространство, внутри
которого находится скульптурное тело как определенный наличный объект;
пространство, замкнутое объемами фигуры; и пространство, остающееся как пустота
между объемами. Скульптурный образ телесно воплощает место, пространство образа
облекает что-то внутреннее, противопоставляя его внешнему.
Пустота не есть нехватка, отсутствие заполненности
полостей и промежуточных пространств. Пустота сродни собственному существу
места и потому есть не простое отсутствие, а про-изведение» [Никитина, 2003].
Своеобразие подхода М. Мерло-Понти
(«Феноменология восприятия» (1945), «Око и дух» (1961)) заключалось в
«установлении неразрывной связи восприятия пространства с видением и движением,
то есть с человеческим телом», а также в анализе глубины пространства,
рождающейся во взгляде человека. Мерло-Понти
употребляет термин “пространство” в достаточно широком смысле и говорит об
“антропологическом пространстве”, “пространстве сновидения”, “мифическом
пространстве”, “шизофреническом пространстве” и т. п. Глубину художественного
пространства он тесно связывает с временем.
Помимо широчайшего круга западных исследователей, внесших
значительный вклад в разработку пространственно-временных категорий, в русском
литературоведении проблема пространства и времени в искусстве нашла отклик
среди ряда крупных специалистов – П. А. Флоренского, В. В. Виноградова, В. Я. Проппа, А. Цейтлина, В. Б.
Шкловского и мн. др.
Д. С. Лихачев отмечал специфику взаимодействия литературы
и реальности: «В любом литературном явлении, так или иначе многообр'азно и много'образно
отражена и преображена реальность: от реальности быта до реальности
исторического развития (прошлого и современности), от реальности жизни автора
до реальности самой литературы в ее традициях и противопоставлениях. Сама
литература – реальность в своих произведениях: она представляет собой не только
развитие общих эстетических и идейных принципов, но движение конкретных тем,
мотивов, образов, приемов.
Литературное произведение распространяется за пределы
текста… Реальность – как бы комментарий к произведению, его объяснение…
Четкие границы отсутствуют, но зыбкая пограничная полоса
реально существует, и в ней протекают процессы чрезвычайно важные для
литературного развития» [Лихачев, 1981, с. 3].
Условность пространства искусства подчеркивалась Ю. М.
Лотманом: «Искусство - наиболее развитое
пространство условной реальности» [Лотман, 1988].
Ю. М. Лотман выделяет в первую очередь «сюжетное
пространство» - «структуру, которую можно себе представить как совокупность
всех текстов данного жанра, всех черновых замыслов, реализованных и
нереализованных, и, наконец, всех возможных в данном культурно-литературном
континууме, но никому не пришедших в голову сюжетов» [Там же]. Ученый пишет о
том, что «разные типы культуры характеризуются различными сюжетными
пространствами (что не отменяет возможности выделить при генетическом и
типологическом подходе сюжетные инварианты). Поэтому можно говорить об
историко-эпохальном или национальном типах сюжетного пространства» [Там же].
Г. Г. Шпетом подчеркивалась нетождественность сценического действия реальности:
"Сценическое действие должно вестись не так, как совершается
действительное действие, а так, как если бы оно совершилось, ибо эстетическая
действительность есть действительность отрешенная, а не "натуральная"
и не “прагматическая". Соответственно, время и пространство театра
являются фиктивными, воображаемыми. Роль условности при этом такова, что ложью
бы было реальное изображение пространства на сцене - комнаты, площади…» [Почепцов, 1998].
В разработку художественных пространственно-временных
категорий внесли свой вклад теоретики символизма. А. Белый в труде «Символизм как миропонимание» выходит
за рамки семиотической точки зрения «Слово - символ; оно есть понятное для меня
соединение двух непонятных сущностей: доступного моему зрению пространства и глухозвучащего во мне внутреннего чувства, которое я
называю условно (формально) временем. В слове создается одновременно две
аналогии: время изображается внешним феноменом - звуком; пространство
изображается тем же феноменом - звуком; но звук пространства есть уже внутреннее
пересоздание его; звук соединяет пространство с
временем, но так, что пространственные отношения он сводит к временным; это
вновь созданное отношение в известном смысле освобождает меня от власти
пространства; звук есть объективация времени и
пространства» [Там же].
П. А. Флоренский в своих трудах («Обратная перспектива»
(1919) и «Анализ пространственности в
художественно-изобразительных произведениях» (опубл.
в 1982)) выстроил целую семиотическую науку об организации пространства.
Художественное пространство, по П. А. Флоренскому, «не одно только равномерное,
бесструктурное место, не простая графа, а само – своеобразная реальность,
насквозь организованная, нигде не безразличная, имеющая внутреннюю
упорядоченность и строение. Предметы как “сгустки
бытия”, подлежащие своим законам и имеющие каждый свою форму, довлеют над
пространством, в котором они размещены, и они не способны располагаться в
ракурсах заранее определенной перспективы» [Никитина, 2003].
Он считал, что «приемы по организации пространства во
многом однородны в разных искусствах. И единство этих приемов определяется тем,
что путь художника един, это путь от случайного к устойчивому
и неизменному. Поэтому ритмика вводит пространственность
музыкального характера, симметрия - архитектурного, выпуклость объемов - пространственность скульптурную» [Почепцов,
1998]. И то или иное истолкование художественного пространства П. А. Флоренский
видел в символизме всякого искусства.
Ведущая роль в разработке категорий художественного
пространства и времени принадлежит М. М. Бахтину, предложившему «последовательно
хронотопический подход» [Фаликова]
в изучении художественного произведения. В 30-е годы XX
века М. Бахтин в процессе изучения исторической поэтики литературных жанров, в
частности, романа («Слово о романе», «Формы времени и хронотопа
в романе», «Роман воспитания и его значение в истории реализма», «Из
предыстории романного слова», «Эпос и роман»), сделал поистине революционное
открытие. В статье «Формы времени и хронотопа в
романе. Очерки по исторической поэтике» (1937-1938) ученым была разработана
теория хронотопа, перевернувшая прежние представления
о пространстве и времени в художественном произведении. Сам термин был взят
ученым из математического естествознания - теории относительности Эйнштейна.
Летом 1925 года М. М. Бахтин присутствовал на докладе А. А. Ухтомского о хронотопе в биологии, в котором были затронуты также
вопросы эстетики.
М. М. Бахтин дал следующее определение разработанному
понятию: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений,
художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в
дословном переводе — «времяпространство»)» [Бахтин,
1975].
Автор отметил, что в литературоведении употребляет термин
«почти как метафору (почти, но не совсем)», для него «важно выражение в нем
неразрывности пространства и времени (время как четвертое измерение
пространства). Хронотоп мы понимаем как
формально-содержательную категорию литературы» [Там же].
Таким образом, можно отметить, что ученый определил время
и пространство в художественном мире как две стороны хронотопа,
в котором происходит «слияние пространственных и временных примет в осмысленном
и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится
художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение
времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и
пространство осмысливается и измеряется временем» [Там же].
Хронотоп играет важную роль, так как «определяет
художественное единство литературного произведения в его отношении к реальной
действительности», а также имеет «существенное жанровое значение» в литературе: «Можно прямо сказать, что жанр и
жанровые разновидности определяются именно хронотопом»
[Там же]. Так, зародившись в учении М. М. Бахтина, в исследованиях последних
лет хронотоп определяется как структурный закон
жанра.
Изучая жанровую типологию романных хронотопов, ведущее место, или «начало», ученый отдавал
времени: для «авантюрного романа испытания» свойственно «авантюрное время», для
«авантюрно-бытового романа» - «сочетание авантюрного времени с бытовым», для
«биографического романа» - «тип биографического времени». В «рыцарском романе»
основное «авантюрное время», хотя в некоторых наличествует «авантюрно-бытовое»,
своеобразным в нем становится хронотоп - «чудесный
мир в авантюрном времени». Отдельно исследователем
рассматриваются «раблезианский хронотоп»
с «необычайными пространственно-временными просторами» и «идиллический» с
различными типами и разновидностями, для которого свойственно особое отношение
времени к пространству - «единство жизни поколений (вообще жизни людей) в
идиллии в большинстве случаев существенно определяется единством места, вековой
прикрепленностью жизни поколений к одному месту, от
которого эта жизнь во всех ее событиях не отделена. Единство места жизни
поколений ослабляет и смягчает все временные грани между индивидуальными
жизнями и между различными фазами одной и той же жизни» [Там же].
Отталкиваясь от выдвинутых постулатов, М. М. Бахтин
выделял «хронотопические ценности разных степеней и
объемов», которыми пронизаны искусство и литература:
1) «Хронотоп встречи», с
преобладающим временным оттенком и «высокой степенью эмоционально-ценностной
интенсивности».
2) «Хронотоп дороги», связанный с «хронотопом встречи». Как отмечал исследователь, на дороге «своеобразно сочетаются
пространственные и временные ряды человеческих судеб и жизней, осложняясь и
конкретизуясь социальными дистанциями,
которые здесь преодолеваются», «здесь время как бы вливается в пространство и
течет по нему (образуя дороги), отсюда и такая богатая метафоризация
пути-дороги: «жизненный путь», «вступить на новую дорогу», «исторический путь»
и проч.; метафоризация дороги разнообразна и многопланова, но основной стержень
— течение времени».
3) Реальный хронотоп
— «площадь» («агора»). Именно «на площади впервые раскрылось и оформилось
автобиографическое (и биографическое) самосознание человека и его жизни на
античной классической почве».
4) «Замок». М. М. Бахтин отмечал, что «замок насыщен временем,
притом историческим в узком смысле слова, то есть временем исторического
прошлого. Замок — место жизни властелинов феодальной эпохи (следовательно, и
исторических фигур прошлого), в нем отложились в зримой форме следы веков и
поколений».
5) «Гостиная-салон». С позиции сюжета и
композиции «здесь происходят встречи (уже не имеющие прежнего специфически
случайного характера встречи на «дороге» или в «чужом мире»), создаются завязки
интриг, совершаются часто и развязки, здесь, наконец, что особенно важно,
происходят диалоги, приобретающие
исключительное значение в романе, раскрываются характеры, «идеи» и «страсти»
героев».
6) «Провинциальный городок». Это «место циклического
бытового времени». «Здесь нет событий, а есть только повторяющиеся «бывания»... Приметы этого времени просты, грубо
материальны, крепко срослись с бытовыми локальностями: с домиками и комнатками
городка, сонными улицами, пылью и мухами, клубами, бильярдами и проч. и проч.»
7) «Порог». Данный хронотоп
проникнут «высокой эмоционально-ценностной интенсивностью», «он может
сочетаться и с мотивом встречи, но наиболее существенное его восполнение — это хронотоп кризиса и жизненного перелома» [Там же].
Автор ссылался на перечень только больших, объемлющих хронотопов, указывая на то, что «каждый такой хронотоп
может включать в себя неограниченное количество мелких хронотопов:
ведь каждый мотив может иметь свой особый хронотоп» [Там
же], то и становится предметом исследования ученых. Н. К. Гей
(«Время и пространство в структуре произведения») выделяет в произведении
Фолкнера хронотопические образы: часов («говорят о
временном бытии и неизменном движении времени»), реки («ток воды - это
материальное олицетворение невещественного движения времени во всем и поверх
всего. Вода подобна времени в своем стремлении из
неизвестного в неизвестность») и тени («в этом неразлучном существовании
человека и его тени запечатлена своеобразная симметрия человека настоящего и
прошлого») [Гей, 1975, с. 224].
Ю. Карякин («Достоевский и канун XXI века») открывает «новый хронотоп» в
сочинениях Достоевского - «это время-пространство последнего самоубийственного
преступления или время-пространство спасительного подвига, это
время-пространство решающей борьбы бытия с небытием» [Карякин, 1989, с. 640].
Н. К. Шутая дополняет и
подробно исследует хронотоп «присутственного места»,
синтезируя исследования М. М. Бахтина и Ю. М. Лотмана, указывает на то, что
«целью анализа того или иного типа хронотопа должно
быть выявление его возможностей в раскрытии характеров и психологической
мотивации поступков героев литературного произведения» [Шутая,
2005, с. 65]. Для данного хронотопа
свойственны, по Ю. М. Лотману, «факторы, вызывающие у человека состояние
бездействия и скуки, способствующие задумчивости и развитию рефлексии». «Хронотопические характеристики присутственного места»
(вынужденная длительная неподвижность в замкнутом пространстве, монотонность,
рутинность и повторяемость производимых действий, канцелярский стиль
документов) - способствуют развитию «автокоммуникации,
т. е. обращения героя к самому себе, своим воспоминаниям, своей совести» [Там
же, с. 73].
В статье В. Г. Щукина («О филологическом образе мира
(философские заметки)») значительно расширяются границы хронотопов
литературных произведений. Ученый отмечает неоднозначное отношение в мире
филологии к открытию хронотопа
в литературоведении (в частности, взгляды Х. Маркевича),
указывая на то, что для филолога, пытающегося по-своему описать мироздание, «хронотоп скорее всего может
означать «конкретную бытийственную точку», момент
акта речи» [Щукин, 2004, с. 59]. Среди хронотопов
В. Г. Щукин определяет целый комплекс явлений действительности: «встреча,
визит, спектакль, богослужение, праздник, путешествие, свидание,
бракосочетание, интимное сближение, сон, отдых, болезнь, судебный процесс,
тюремное заключение, охота, битва, катастрофа, рождение, жизнь, смерть (как
законченный акт, а не бессрочное состояние после этого акта), похороны,
крестины и многое другое. Город, дом, корабль и целый ряд многочисленных
локусов тоже могут превратиться в хронотопы, но лишь
в том случае, когда в их пространстве происходит длящийся во времени процесс
или событие. Тогда эти хронотопы удобнее будет
назвать по-другому: жизнедеятельность города, жизнь (функционирование) дома,
плавание на корабле» [Там же, с. 60]. Ученый дает определение хронотопа как «присущая процессу, событию или состоянию
субъекта пространственная и временная оформленность и
жанровая завершенность» [Там же, с. 61]. Хронотоп не
просто «время-пространство», а «время-место совершения». Соглашаясь с жанровой
принадлежностью хронотопа и главенством в нем
временной категории, ученый иллюстрирует данный постулат анализом локуса
королевского (или царского) дворца. С ним связаны «приписанные» к поведенческим
жанрам хронотопы - «аудиенция, совещание,
торжественный прием»; временные отрезки, «соотнесенные
с определенною порою дня, недели или месяца»; для реализации дворцовых жанров -
«заговор, интрига». Автор статьи делает существенное заключение «жанр стремится
к своему завершению в определенном хронотопе -
времени-месте свершения» [Там же, с. 62].
На основе анализа пространственно-временных связей в
романе П. Х. Тороп выделяет «три сосуществующих
уровня (хронотопа): топографический хронотоп, психологический хронотоп
и метафизический хронотоп». «Топографический хронотоп связан с элементами авторской тенденциозности в
романе, с узнаваемостью в романе конкретного исторического времени и места, а
также событий… является хронотопом сюжета… Этот узнаваемый мир денотатов описан "невидимым, но
всемогущим существом", который имеет свои цели и может быть весьма
субъективным... С топографическим хронотопом
тесно взаимосвязан психологический хронотоп - хронотоп персонажей. ... Сюжетный ход, подчеркнутый на
первом уровне перемещением в пространстве и времени, совпадает на втором с
переходом из одного душевного состояния в другое. Топографический
хронотоп генерирован сюжетом, психологический хронотоп - самосознанием персонажей. Вместо невидимого описывающего на этом уровне перед нами мир
автономных голосов, вместо гомофонии – полифония» [Тороп].
Также П. Х. Тороп выделяет «метафизический хронотоп» - уровень описания и создания метаязыка – «слово,
связывающее уровни сюжета и самосознания, приобретает в целом произведении
метаязыковое значение, так как связано с идейным осмыслением всего текста, в
том числе пространства и времени». Ученый предлагает хронотопические
соответствия «уровень топографического хронотопа является наблюдаемым миром, уровень
психологического хронотопа - миром наблюдателей, и
метафизический хронотоп - миром устанавливающего язык
описания» [Там же]. Действие у Торопа
осмысливается в соответствии с
выделенными уровнями – «этим уровням соответствуют типы поведения (действие как
таковое), порядок поведения (создание личностью текста своего поведения) и топос поведения (место действия среди других действий,
рассматриваемых как обуславливающие его или обуславливаемые им)» [Там же].
В концептосфере Ю. С. Степанов
вычленяет ментальные миры (обозначим их как ментальные хронотопы),
которые формируются при освоении мира человеком по линии «референции» «от
“себя”, от ближнего пространства, - к пространству “вне себя”, более дальнему.
Но результатом освоения оказывается уже создание не “мира чувств”, а подлинно
ментального, логического мира» [Степанов, 2001, с. 221]. Культуролог отмечает
частоту представлений о некотором месте, которое мыслится как «пустое
пространство»: «Первичный концепт «Мир как то место, где
живем мы, “свои”» и концепт “Мир-Вселенная, Универсум” связаны в самом прямом
смысле слова отношениями расширения в пространстве: осваивается все более
обширное пространство, черты первоначального “своего” мира распространяются на
все более далекие пространства, а затем, когда физическое освоение за
дальностью пространства становится невозможным, освоение, продолжается
мысленно, путем переноса, экстраполяции уже известных параметров на все
более отдаленные расстояния» [Там же, с. 223-224].
Все вышеперечисленные хронотопы
имеют непосредственную связь с образом человека в литературе. М. М. Бахтин определяет
данное свойство образа человека как «сплошная овнешненность».
Развивая мысли М. Бахтина, И. П. Никитина предполагает,
что сам хронотоп не обладает универсальностью, в
основном это свойство художественного пространства: «Есть основания полагать, что
понятие художественного пространства универсально. …Все
искусства делятся в зависимости от их отношения ко времени и пространству на
временные (музыка), пространственные (живопись, скульптура) и
пространственно-временные (литература, театр), изображающие
пространственно-чувственные явления в их становлении и развитии. В
случае временных и пространственных искусств понятие хронотопа,
связывающее воедино время и пространство, если и применимо, то в весьма
ограниченной мере… Понятие хронотопа представляет собой
попытку описать художественное пространство именно произведения художественной
литературы» [Никитина, 2003].
И. Б. Роднянская, обобщая опыт
исследований, прослеживает эволюцию художественного времени и пространства в
литературе от архаических моделей мира до XX
века.
М. М. Бахтин определил основные значения выделенных хронотопов:
а) «сюжетообразующее» значение («они являются
организационными центрами основных сюжетных событий романа»),
б) «изобразительное» значение («хронотоп
как преимущественная материализация времени в пространстве является центром
изобразительной конкретизации, воплощения для всего романа»).
М. М. Бахтин, исходя из полученных результатов
исследования романной природы произведения, делает заключение о том, что «хронотопичен
всякий художественно-литературный образ. Существенно хронотопичен
язык как сокровищница образов. Хронотопична
внутренняя форма слова, то есть тот опосредствующий признак, с помощью которого
первоначальные пространственные значения переносятся на временные отношения (в
самом широком смысле)» [Бахтин, 1975].
На данном этапе в литературоведении проблема
художественного пространства и времени остается актуальной при обращении к
анализу произведений, что обусловливает неизменный интерес к данным категориям
в выходящих в свет публикациях (В. Н. Топоров (открытие «минус-пространства» в прозе Кржижановского), В. Е. Хализев, А. Б. Есин, Н. А.
Николина и др.).
Таким образом, нами были определены основные параметры хронотопа как теоретического предмета исследования. За основу
взяты разработанные М. М. Бахтиным теоретические положения
«времени-пространства», дополненные научными идеями ряда ученых.
Литература
[Ментальные миры : (Воображаемый
мир, Возможный мир, а так же Вселенная-Универсум) // Степанов Ю. С. Константы : словарь русской культуры. - 2-е изд., испр.
и доп. - М. : Акад. Проект, 2001. - С. 216-229.
Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования
разных лет / М. М. Бахтин. – М. : Худож. лит., 1975. – С. 447-483.
Бахтин, М. М. Собрание сочинений :
науч. издание / М. М. Бахтин. - М.
: Русские словари, 1996 - Т. 6 : Проблемы поэтики Достоевского. Работы
1960-х - 1970-х гг. : науч.
изд.. - 2002. - 800 с.
Бахтин, М. М.Формы времени и хронотопа
в романе : очерки по исторической поэтике //
Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М. : Худож. лит., 1975. — С. 234-407. –
Режим доступа : http://philologos.narod.ru/bakhtin/ hronotop/hronmain.html. – Загл. с
экрана.
Борев, Ю. Б. Хронотоп // Борев Ю. Б. Эстетика. Теория литературы :
энциклопед. словарь терминов. – М.
: Астрель, АСТ, 2003. – С. 507.
Борев, Ю. Б. Художественная реальность // Борев
Ю. Б. Эстетика. Теория литературы : энциклопед. словарь терминов. – М. :
Астрель, АСТ, 2003. – С. 507-508.
Борев, Ю. Б. Художественная реальность и художественная
концепция // Борев Ю. Б. Эстетика. Теория литературы : энциклопед. словарь терминов. –
М. : Астрель, АСТ, 2003. –
С. 508-509.
Васильева, С. П. Образ пространства по данным топонимии /
С. П. Васильева. – Режим доступа :
http://sib-subethnos.narod.ru/p04/wasileva.htm. – Загл.
с экрана.
Воронин, В. Т. Тема вторая. Время – пространство для процессов
/ В. Т. Воронин // Ресурсы и время (социально-философский контекст) : учебно-методическое пособие. - Новосибирск, 2000. – Режим
доступа : http://www.sati.archaeology.nsc.ru/sibirica/
pub/Data/?html=Topic2.htm&id=776.
– Загл. с экрана.
Время // Степанов Ю. С. Константы :
словарь русской культуры. - 2-е изд., испр. и доп. -
М. : Акад. Проект, 2001. - С. 248-268.
Время // Художественно-педагогический словарь / сост. Н.
К. Шабанов [и др.]. – М. : Академический Проект : Трикста, 2005. – С. 81-82.
Время // Dejavu: энциклопедия
культур. – Режим доступа : http://ec-dejavu.ru/t/Time.html. – Загл. с экрана.
Гей, Н. К. Время и пространство в структуре произведения /
Н. К. Гей // Контекст-74 : литерат.-теоретические
исследования. – М. : наука, 1975. – С. 213-228.
Грюнбаум, А. Философские проблемы пространства и времени / А. Грюнбаум. – Режим доступа :
http://humanities.edu.ru/db/msg/26448. – Загл. с
экрана.
Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры : средневековый «хронотоп» / А.
Я. Гуревич. – Режим доступа :
http://justlife.narod.ru/gurevich/gurevich03.htm. – Загл.
с экрана.
Демьянков, В. З. Новая книга по семиологии языка / В. З. Демьянкова // НТИ. Серия. 2. - М., 1986. № 7. С.31-32. - Рец. на кн. : Степанов Ю. С. В
трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии,
искусства. – М.: Наука, 1985. – 335 с. – Библиограф.:
с.315-323. – Режим доступа : http://infolex.ru/P038.html. – Загл. с экрана.
Единство места времени и действий :
сб. статей. – Режим доступа :
http://www.superlib.org.ru/psychology/time_and_ place.phtml.
– Загл. с экрана.
Есин, А. Б. Время и пространство / А. Б. Есин
// Есин А. Б. Литературоведение. Культурология : избранные труды. – М. : Флинта,
Наука, 2002. – С. 82-97.
Ирза, Н. Д. Хронотоп / Н. Д. Ирза // Культурология. XX век : энциклопедия в двух томах / гл. ред. и сост. С. Я. Левит.
- СПб.: Университетская книга, 1998. – Режим доступа :
http://psylib.org.ua/ books/levit01/txt123.htm#88.
– Загл. с
экрана.
Калмыков, А. Введение в экологическую психологию : курс лекций / А. Калмыков. – Режим доступа : http://21next.capital.ru/PHP/2000-03/03-25_Psichology_of_Ecology/ecoPSY.zif/AK733000.htm. – Загл. с экрана.
Карякин, Ю. Новый хронотоп / Ю.
Карякин // Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. – М. Сов. писатель, 1989. - С. 639-641.
Касаткина, Т. А. Время, пространство, образ, имя,
символика цвета, символическая деталь в «Преступлении и наказании» :
комментарий / Т. А. Касаткина // Достоевский: дополнения к комментариям / под
ред. Т. А. Касаткиной ; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - М. : Наука, 2005. - С. 236-269.
Катто, Ж. Пространство и время в романах Достоевского / Ж. Катто // Достоевский : материалы и
исследования (3). - Л. : Наука, Ленинградское отд.,
1978. - С. 41-53.
Ключарев, Г. А. Пространство и время в жизни человека /
Г. А. Ключарев // Философия и жизнь. О человеке. - Москва : Знание, 1991. – Режим доступа : http://odinvopros.ru/lib/
klucharev_01.php?mode=1&id=0#0. – Загл. с экрана.
Кривцун, О. А. Человек в его историческом бытии: опыт
психологических и художественных измерений / О. А. Кривцун.
– Режим доступа : http://www.humanities.edu.ru/db/msg/46707.
– Загл. с экрана.
Лихачев, Д. С. Литература – Реальность – Литература / Д.
С. Лихачев. – Л. : Сов. писатель,
1981. – 214 [2] с.
Лотман, Ю. М. Декабрист в повседневной жизни : (бытовое поведение как историко-психологическая категория)
/ Ю. М. Лотман // Литературное наследие декабристов : сб. / под ред. В. Г. Базанова, В. Э. Вацуро. - Л. : Наука, 1975. - С. 25-74. – Режим доступа : http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/LOTMAN/DECLOT.HTM. – Загл. с экрана.
Лотман, Ю. М. Сюжетное пространство русского романа XIX
столетия // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь.
- М. : Просвещение, 1988. – С. 325-348. – Режим доступа
: http://philologos.narod.ru/lotman/ russpace.htm. – Загл.
с экрана.
Никитина, И. П. Тема художественного пространства в
современной философии искусства / И. П. Никитина. – Режим доступа : http://humanities.edu.ru/db/msg/46567. – Загл. с экрана.
Никитина, И. П. Художественное пространство как предмет
философско-эстетического анализа : автореф. дисс. … док-ра философ. наук / И. П. Никитина. – М.,
2003. – Режим доступа :
http://www.humanities.edu.ru/db/msg/47726. – Загл. с
экрана.
Николина, Н. А. Поэтика русской автобиографической прозы
: учеб. пособие / Н. А.
Николина. - М. : Флинта : Наука, 2002. - С. 272-292
Почепцов, Г. Г. История русской семиотики до и после 1917
года : учеб.-справочное издание / Г. Г. Почепцов.
– М. : Лабиринт, 1998. - 336 с. – Режим доступа :
http://lib.ru/CULTURE/SEMIOTIKA/semiotika.txt. – Загл.
с экрана.
Пространный // Даль В. И. Толковый словарь русского языка : современная версия. - М. : ЭКСМО-Пресс, 2000. - С. 543.
Пространство // Руднев В. Словарь культуры ХХ в. – Режим
доступа :
http://www.philosophy.ru/edu/ref/rudnev/b241.htm. – Загл.
с экрана.
Психологизм видения реальности // Черникова
И. В. Философия и история науки : учеб. пособие. – Режим доступа :
http://ou.tsu.ru/hischool/4ernikova/r1gl23.htm. – Загл.
с экрана.
Роднянская, И. Б. Художественное время и пространство / И. Б. Роднянская // Литературная энциклопедия терминов и понятий
/ под ред. А. Н. Николюкина ; ИНИОН РАН. - М. : Интелвак, 2001. - Стб. 1174-1177.
Рыжухина, Г. В. Время в литературе / Г. В. Рыжухина.
– Режим доступа :
http://www.chronos.msu.ru/TERMS/ryzhukhina_vremya.htm. – Загл.
с экрана.
Сапогова, Е. Е. Жизнь и судьба: построение индивидуальной
мифологии, самопроектирование и субкультура личности
/ Е. Е. Сапогова // Известия ТулГУ. Серия Психология. Вып. 3.
– Тула : ТулГУ, 2003. -
С. 195-214. – Режим доступа :
http://esapogova.narod.ru/texts/sudba.htm. – Загл. с
экрана.
Структура психологического пространства // Калмыков,
А. Введение в экологическую психологию : курс лекций. – Режим доступа :
http://21next.capital.ru/PHP/2000-03/03-25_Psichology_of_Ecology/ecoPSY.zif/AK733000.htm.
– Загл. с экрана.
Сулименко, Н. Е. Этическое пространство текстового слова / Н. Е. Сулименко // Критика и семиотика. Вып.
7 / Санкт-Петербургский государственный университет. – СПб., 2004. - С.
124-132. – Режим доступа :
http://www.nsu.ru/education/virtual/ cs7sulimenko.htm. – Загл.
с экрана.
Тамарченко, Н. Д. Хронотоп / Н. Д. Тамарченко // Литературная энциклопедия терминов и понятий
/ под ред. А. Н. Николюкина ; ИНИОН РАН. - М. : Интелвак, 2001. - Стб. 1173.
Топоров, В. Н.
Пространство и текст / В. Н. Топоров // Текст: семантика и структура. -
М., 1983. - С. 227-284. – Режим доступа :
http://philologos.narod.ru/ling/topor_spacetext.htm. – Загл. с экрана.
Тороп, П. Х. Хронотоп / П. Х. Тороп // Словарь терминологии тартуско-московской
семиотической школы / сост. Я. Левченко ; под рук. И.
А.Чернова. – Режим доступа :
http://diction.chat.ru/xronotop.html. - Загл. с
экрана.
Фаликова, Н. Э. Хронотоп как категория
исторической поэтики / Н. Э. Фаликова. – Режим доступа :
http://www.philolog.ru/filolog/compos.htm. – Загл. с
экрана.
Флоренский, П. А. У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики) / П.
А. Флоренский. - III. Обратная перспектива. – Режим доступа :
http://www.magister.msk.ru/ library/philos/florensk/floren07.htm. – Загл. с экрана.
Хайдеггер, М. Искусство и пространство / М. Хайдеггер ; пер. В. В. Бибихина //
Хайдеггер М. Бытие и время. - М. : Республика, 1993. – Режим доступа :
http://orel.rsl.ru/nettext/foreign/ haidegger/heideg/artspace.html. – Загл. с
экрана.
Чернейко, В. Способы представления пространства и времени в
художественном тексте / В. Чернейко // Филосфские науки. – 1994. - № 2. – С. 58-70.
Черникова, И. В. Философия и история науки : учеб. пособие для студентов и
аспирантов высших учебных заведений по специальности "Философия" / И.
В. Черникова. – Режим доступа :
http://ou.tsu.ru/hischool/4ernikova/. – Загл. с
экрана.
Чеснокова, О. И. Модели телесности по А. Ф. Лосеву: пять планов
бытия науки : доклад. – Режим доступа :
http://humanities.edu.ru/db/msg/45480. –
Загл. с экрана.
Шкловский, В. Проблема времени в искусстве // Шкловский
В. О теории прозы. – М. : Сов. писатель,
1983. – С. 242-249.
Шутая, Н. К. Сюжетные возможности хронотопа
«присутственное место» и их использование в произведениях русских классиков XIX в. (на
примере прозаических произведений А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и Л. Н. Толстого)
/ Н. К. Шутая // Вестник моск.
ун-та. Сер. 9, Филология. – 2005. - № 5. – С. 64-75.
Щукин, В. Г. О филологическом образе мира (философские
заметки) / В. Г. Щукин // Вопросы философии. – 2004. - № 10. – С. 47- 64.
Элькин, Д. Г. Восприятие времени / Д. Г. Элькин.
– М. : Изд-во Акад. пед.
наук РСФСР, 1962. – 310 [2] с.
Эпштейн, М. Хронос / М.
Эпштейн. – Режим доступа :
http://www.chronos.msu.ru/RREPORTS/epshtein_ khronos.htm. – Загл.
с экрана.
Ясперс, К. Смысл и предназначение истории / К. Ясперс ; пер. с нем. – 2 изд. – М. : Республика, 1994. – С. 32-37,
76-84.
05.09.2007